КРЕСТОНОСЦЫ и РУСЬ КОНЕЦ XII в. — 1270 г.
Часть 1
КРЕСТОНОСЦЫ НА ВОСТОКЕ БАЛТИКИ
Восточная Балтика накануне и в начале крестоносной агрессии. Православие и католичество в регионе в XI-XII вв.
На рубеже I—II тыс. Восточная Прибалтика представляла собой регион, быстро прогрессирующий в экономическом и общественном отношении. Этому в значительной степени способствовало географическое положение на торговых путях, ведших из Западной и Северной Европы вглубь Восточноевропейского материка и далее в страны Востока, а также соседство с народами, стоявшими на более высокой ступени политического и социального развития.
Несмотря на менее благоприятный, чем в Западной Европе (кроме Скандинавии), климат для занятий сельским хозяйством, в регионе уже с начала II тысячелетия успешно развивались земледелие и скотоводство. С конца XII — начала XIII в. отмечен даже вывоз зерна из этих районов в Скандинавию и Карелию. Экспортными были продукты рыболовства, охоты и бортничества, а также янтарь и живой товар — рабы. Вывозом отсюда товаров занимались как иноземные (скандинавские, русские) купцы, так и представители коренных народов.
О складывании местного купечества в X—XII вв. свидетельствуют данные археологических исследований. Среди импортируемых товаров помимо продуктов первой необходимости (соль и др.) были оружие, ювелирные (в том числе золотые и серебряные) изделия, дорогие ткани и другие предметы роскоши, которые пользовались большим спросом в социальных верхах местного общества. Вместе с тем спрос населения в основном удовлетворялся производимыми в регионе товарами ремесленного производства, необходимыми как для ведения хозяйства, так и для военных целей (предметы вооружения).
Об уровне металлургического и кузнечного производства свидетельствуют данные о знакомстве здешних мастеров с производством стали, об изготовлении комбинированных изделий: железных с наваренными стальными пластинами, а кроме того — изделий из стали, аналогичной дамасской (см. в материалах группы)
Активно развивались также ткачество (для чего практиковалось разведение тонкорунных овец) и ювелирное производство: в большом количестве производились украшения из бронзы (в том числе — инкрустированные серебряными пластинами) и предметы из янтаря. О степени развития гончарного производства можно судить по доминированию на значительной части региона уже с начала XI в. гончарной керамики.
На основании комплексного изучения источников исследователи судят о становлении в регионе классового (раннефеодального) общества, начиная с середины — второй половины X в. В это время появляются хорошо укрепленные городища-замки. Вокруг них складываются поселения, жители которых помимо сельского хозяйства занимались ремеслом и торговлей. Социальная стратификация общества хорошо фиксируется также археологами по материалам погребальных памятников. Социально-политическое развитие общества шло неодинаковыми темпами в разных районах региона. Кроме того, к концу XII в. наметилось движение в направлении нескольких форм раннефеодальных государственных образований.
У ЛАТГАЛОВ среднего течения Западной Двины в стадии становления находились два раннефеодальных княжества: КУКЕНОЙС (Кокнесе) и ГЕРЦИКЕ (Ерсика), ВАССАЛЬНЫЕ ПОЛОЦКУ. В том же направлении, хотя и с некоторым отставанием, двигались северные латгалы из областей ТАЛАВА и АДЗЕЛЕ. Черты раннефеодальных монархий усматриваются и в развитии других народов региона. Только у КУРШЕЙ в приморских областях, а также у ЭСТОВ в западных землях по берегу Балтийского моря и на острове Сааремаа складывались предпосылки для образования феодальных республик (Моора, Лиги 1969: 3-23; LA; Lietuvos 1972; Selirand 1974; Антейн 1976; Anteins 1976; Назарова 1982 (б): 164—170; Кулаков 1994; Латгалы 1999: 5-49; Radins 1999 и др.).
С рубежа I—II тысячелетий развитие восточноприбалтийских народов шло в условиях установления в регионе политического господства Древней Руси, распространявшегося из трех центров. Письменные источники (русские летописи) сообщают о походах за данью из Киева в земли литовцев и ятвягов уже с конца X в. С 30-х гг. XI в. начинается продвижение русских дружин из Новгорода в районы Восточной и Южной Эстонии.
К концу XII в. новгородцы собирали дань с большей части Эстонии (за исключением, вероятно, западных областей и островов), а также с областей северных латгалов — Талавы, Адзеле и Имеры. Народы из районов бассейна Западной Двины (Даугавы) попали в данническую зависимость от Полоцка примерно в середине XI в. в годы правления князя Всеслава Брячиславича (ЛЛ: 82, 149, 153; СЛ: 289; Н1Л: 130, 529, 20, 203; Назарова 1986, 177-184; 1998 (а) 352—353). В начале XII в. летописец называл русскими данниками также и куршей (корсь. — JIJI: 4,11). Но это — единственное упоминание, и из него не ясно, кому именно — Киеву или Полоцку — курши платили дань.
Возможности для упрочения политического влияния Древней Руси были более реальными в тех частях региона, где оно могло подкрепляться интересами местной знати. У народов Восточной Прибалтики, где процесс становления классового общества проходил более быстрыми темпами, сильнее сказывались социальные противоречия. Это заставляло еще не окрепшие политические верхи общества искать поддержку своей власти на стороне. Кроме того, шла борьба за власть между отдельными кланами прибалтийских нобилей. Нестабильными были также отношения между разными народами региона, что часто приводило к вооруженным столкновениям.
Все названные обстоятельства вынуждали местную аристократию мириться с зависимостью от Руси и рассматривать опору на русские княжества и земли как гарантию внутренней и внешней стабильности в подвластных этой власти землях.
Подобные ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С РУСЬЮ сложились у ливов, латгалов, возможно, у жителей некоторых восточнолитовских областей. В XII в. сбор русской дани находился здесь, по-видимому, в руках самих нобилей, что предохраняло их земли от ежегодных походов русских дружин, сопровождавшихся естественным в таких случаях ущербом для хозяйства местного населения. К тому же, собирая дань, местные нобили, надо полагать, не забывали собственных интересов, оставляя себе часть собранного. В результате укреплялось экономическое и политическое положение и самой прибалтийской аристократии, а также ускорялся процесс образования государственных институтов у этих народов.
В таких политических условиях сложились вассальные Полоцку раннефеодальные латгальские княжества Кукенойс и Герцике, что, однако, не дает основания считать их русскими государственными образованиями (Аунс 1982; Назарова 1982 (a): 95; 1986: 177-184; 1995 (а): 182-193; Латгалы 1999: 50-54).
Более сложными были отношения Руси с другими народами Восточной Прибалтики. Новгородцам, судя по всему, не удалось достичь взаимопонимания с эстонской социальной верхушкой. В 1030 г. русские дружины заняли эстонское укрепление на месте современного Тарту и построили русскую крепость Юрьев. Не без участия некоторых эстонских нобилей была установлена административная власть Новгорода над восточной эстонской землей Уганди, где находились Юрьев (Тарту) и Медвежья голова (Отепя), и южной землей Сакала (сосолы — в русских летописях). Но эта власть кончилась уже через 30 лет — после восстания сосолов, поддержанного в земле Уганди.
Представители Новгорода были изгнаны, и, судя по источникам, постоянно пребывавших в Юрьеве представителей княжеской администрации больше не было. Правда, археологические находки позволяют предполагать существование в городе русского квартала — постоянно живущих здесь в XII в. русских ремесленников и торговцев (Труммал 1972: 270—271). Походы за данью в Эстонию вызывали активное сопротивление эстов и ответные набеги, в основном на псковские земли и сам Псков (JIJI: 149; HIJI: 183, 35, 224; ПЗЛ: 76; Назарова 1998 (а): 353).
Неудачно закончилась попытка включить в сферу даннических интересов Полоцка ЗЕМГАЛОВ. В 1106 г. земгалы разбили дружины сыновей полоцкого князя Всеслава и практически освободились от русской дани (ЛЛ: 281).
К 70-м гг. XII в. в Европе оставался лишь один регион, где христианство еще не стало господствующий религией. В восточной части Балтики — в ФИНЛЯНДИИ, а также в землях древних пруссов и народов современных Латвии, Литвы и Эстонии преобладающим оставалось язычество. Христианство — как православие, так и католичество, было известно местным народам со второй половины XI в.
По сообщению Адама Бременского, в последней трети XI в. датские купцы, приезжавшие по торговым делам в Курземе, построили для себя церковь (Adam Bremensis: 244; Johansen 1958). Исследователи предполагают, что в XII в. в Северной Эстонии, в районе торгового центра на месте нынешнего Таллинна построили для себя церковь готландские купцы. Эстония упоминается в источниках как миссионерская область Сигтунского епископства уже в 1120 г. (Johansen 1951: 88-90; Christiansen 1980: 23).
Вполне возможно, что некоторые курши и эсты восприняли от них католичество, но это не дает основания без дополнительных изысканий говорить об образовании здесь христианских общин куршей и эстов.
Установление русской власти в регионе способствовало проникновению сюда православия. Судя по археологическим данным, в XII в. православие было распространено шире, чем католичество, но оно усваивалось почти исключительно в среде формирующегося класса феодалов, не затрагивая низших слоев местного населения.
В первую очередь православие утвердилось в латгальских княжествах Герцике и Кукенойс. В обоих замках были православные церкви. Очевидно, православными были князья Кукенойса и Герцике и их ближайшее окружение, а также некоторые горожане (это следует из сообщений ГЛ). Исследование источников (как археологических, так и письменных) позволяет говорить о том, что православие исповедовала значительная часть нобилей в трех замковых округах княжества.
Причем христианство там могло мирно сосуществовать со старыми языческими верованиями (Шноре 1961: 126, 128-129; Назарова 1987: 206). Предметы христианского культа найдены также в землях региона (больше— у ливов, меньше — у других народов), но реальное влияние православия было здесь, по всей видимости, значительно слабее, чем у латгалов. Существование русского квартала в Тарту (Юрьеве) предполагает и наличие там православной церкви. Но нельзя сказать, насколько широко христианство могло распространиться в среде здешних эстов.
Судя по археологическим данным, в XII в. в подавляющем большинстве язычниками оставались и финноязычные народы, жившие на территории Новгородского государства: КАРЕЛЫ, ВОДЬ и ИЖОРА. Насильственное крещение населения даннических областей не было характерно для политики Древней Руси (если для этого не было особых условий).
Далее в настоящей работе приводятся сведения источников, отражающих то, как разворачивались события в Восточноприбалтийском регионе после начала наступления на эти земли крестоносцев.
Источники
«ХРОНИКА ЛИВОНИИ» Генриха
Важнейшим источником по теме «Крестоносцы и Русь» является «Хроника Ливонии» (далее в тексте — ГЛ), авторство которой большинством исследователей приписывается священнику из северной латгальской области Имера Генриху. Правда, в начале XX в. высказывалась и иная точка зрения, сторонники которой оспаривали авторство Генриха, полагая, что текст хроники не позволяет сделать подобного заключения (Трусман 1907; Юрьенс 1904).
События в хронике излагаются в хронологическом порядке, начиная с появления в устье Западной Двины (Даугавы) первого католического миссионера — Мейнарда и вплоть до последних лет жизни епископа Рижского Альберта. Однако хроника не является лишь суммой ежегодных записей событий, происходивших в течение значительного периода времени. Это — авторский, историко-литературный труд, написанный в 1225-1227 гг. Первоначальная цель автора — представить своеобразный отчет к приезду в Ливонию в 1225 г. легата Римского папы Вильгельма Моденского. Заказчик хроники — епископ Рижский Альберт, ко двору которого, как полагают, был близок автор. После отъезда легата хронист продолжил хронику, записывая события, имевшие место вплоть до конца 1227 г.
Соответственно целям хроники, в ней сделаны акценты, представлявшие в наиболее выгодном свете деятельность епископа Альберта и его ближайших сподвижников. Более сдержанно описаны братья Ордена меченосцев, поступки и поведение которых, по мнению автора, нанесли немалый урон общему делу христиан в крае. Почти не скрывает автор своего негативного отношения к датчанам — основным СОПЕРНИКАМ епископа Альберта в претензиях на гегемонию в регионе. Что касается изображения в хронике русских, то здесь отразились сложность и противоречивость политической и конфессиональной ситуации в Восточной Прибалтике.
Официальным лозунгом крестоносцев была защита всех христиан от неверных вне зависимости от конфессии. Поэтому вооруженные нападения на русских или на их подданных хронист обычно представляет как ответные вынужденные меры, защищавшие не только неофитов, но и самих православных (на эти моменты обращено внимание в комментариях к хронике).
Несмотря на тенденциозность хрониста в оценке освещаемых им событий, многие его сообщения, в том числе и об отношениях между крестоносцами и русскими, а также между русскими и коренными народами региона, находят подтверждение в других современных хронике источниках. Причем, по мнению некоторых ученых, например, знатока русских летописей Н. Г. Бережкова, датировка событий в хронике может быть точнее, чем в летописи. Некоторые же сведения, в частности по истории Полоцка конца XII — начала XIII в., ЯВЛЯЮТСЯ УНИКАЛЬНЫМИ.
Вполне обосновано предположение исследователей, что при работе над хроникой автор помимо собственных наблюдений и записей, сообщений других очевидцев событий пользовался также документами канцелярии епископа Рижского. Последнее обстоятельство повышает ценность хроники как исторического источника. Правда, надо иметь в виду, что оригинал ее не сохранился. Этим, возможно, объясняется то обстоятельство, что в последних главах памятника нарушена хронологическая последовательность в изложении некоторых событий.
В настоящее время известно 16 СПИСКОВ ХРОНИКИ, древнейший из которых, входивший в собрание библиотеки графов Замойских в Варшаве, датируется концом XIII— началом XIVв. (Schirren 1865). В результате длительного АРХЕОГРАФИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ, наиболее полно и тщательно проведенного Л. Арбузовым-младшим, стало очевидным, что список Замойских и протограф всех остальных списков, датируемый концом XIV — началом XVв., имеют общий архетип.
Этот список был составлен в конце XIII в. и содержал ряд особенностей в написании, которых не могло быть в оригинале. Кроме того, в списке Замойских отсутствует примерно треть текста. Полностью текст хроники известен по спискам конца XIV—XVI вв. Тем не менее в списке Замойских сохранилось подавляющее большинство сведений, имеющих непосредственное отношение к столкновениям крестоносцев с Русью.
Впервые издание хроники было осуществлено немецко-прибалтийским исследователем И. Д. Грубером в 1740 г. Он опубликовал латинский текст хроники по списку XVII в. Gruber 1740. В 1747 г. появился первый перевод текста на немецкий язык, сделанный И. Г. Арннтом. Арндт привел также разночтения еще по двум спискам хроники Arndt 1747.
В. И. МАТУЗОВА, Е. Л. НАЗАРОВА
#Русь_народы_летописи_источники